Лекция 1. Религиозно-этническая ситуация в Российской империи.
Стремительное географическое расширение Российской империи в XVIII–XIX вв., начало которому положили победа России в Северной войне и присоединение Прибалтики, привело к тому, что в ее состав были включены обширные европейские территории, принадлежавшие ранее Речи Посполитой и Османской империи. Завоевания на Северном Кавказе и в Средней Азии, присоединение Закавказья, освоение Сибири и Дальнего Востока завершили территориальную экспансию империи, окончательно придав ей евразийский характер. Имперский характер российского политического механизма в силу своего специфического устройства обеспечивал возможность управления государством, многочисленные народы которого находились на разных стадиях культурного, социального, экономического и политического развития. Российская империя обладала огромным религиозным и этнокультурным разнообразием, сложившимся еще в дореформенную эпоху. Важнейшим признаком этнокультурной идентичности было вероисповедание, определявшее групповую принадлежность в большей степени, нежели язык. Российское самодержавное государство позднего периода отличалось полиэтническим и мультирелигиозным характером, тем не менее, русские∗ оставались в нём самым крупным, значительно превосходящим все другие народы этносом. Российская империя в силу преобладания христианских народов оставалась по своему этническому составу преимущественно европейским государством.
Большинство этнических групп и диаспор России были конфессионально и религиозно едиными: свыше 98% русских, украинцев, румын, греков, коми, мордвы, чувашей и якутов были православными; почти все казахи, узбеки, киргизы, сарты, таджики, чеченцы и дагестанцы – мусульманами; свыше 98% поляков и литовцев – католиками; почти все финны и шведы – лютеранами и свыше 96% калмыков – ламаистами. На разные религиозные группы были расколоты немцы, среди которых было 13,5% католиков; среди белорусов католики, в том числе бывшие униаты, составляли 18%; среди латышей было 18% католиков, 4,5% – православных, остальные – лютеране; среди эстонцев 13,2% составляли православные, остальные – лютеране; 6–7% волжских татар и 24,6% черкесов были православными, остальные исповедовали ислам. Таким образом, в состав населения империи входили многочисленные этносы, исповедовавшие такие мировые религии, как христианство, ислам, буддизм и иудаизм; кроме того, малую часть населения России составляли многочисленные гетерогенные этнические группы поклонников пантеистических культов.
Религиозно-этническая структура Российской империи в её демографической динамике выглядела следующим образом:
Как свидетельствуют статистические данные всероссийской переписи населения 1897 г., лица православного исповедания (вместе со старообрядцами) составляли 71% населения страны. Следовательно, Русская Православная Церковь являлась крупнейшей религиозной общиной Российской империи, существование которой определялось своеобразным правовым статусом, сочетавшим элементы протестантской доктрины территориализма и государственной церковности с элементами традиционной, унаследованной от Византии симфонии. Следует добавить, что государственная церковность синодальной эпохи, складывавшаяся на протяжении XVIII–XIX вв., сохраняя черты византийско-московского наследия, привнесла в систему церковно-государственных взаимоотношений ряд существенных изменений, в частности, законодательное оформление принципов новой имперской веротерпимости.
Принципы веротерпимости, провозглашенные в XVIII веке и законодательно закрепленные в Своде законов 1832 г., осуществлялись в тесном единстве с принципами национальной политики Российской империи. Это единство покоилось на общей прагматической основе, причем веротерпимость в ее традиционно московской, а затем имперской интерпретации распространялась в соответствии с церковно-государственным законодательством, прежде всего на этнические группы и диаспоры, представляющие для монархии как субъекта веротерпимости религиозные общества и союзы. Такой исторически сложившийся подход отношений с объектами веротерпимости свидетельствует о том, что религиозный фактор рассматривался в качестве главного отличительного признака наций, этнических групп и диаспор, населявших территорию Российского государства. Как следует из «Устава иностранных исповеданий» и «Устава о предупреждении и пресечении преступлений», в империи из иностранных христианских исповеданий были допущены: вера римско[1]католическая; протестантская – лютеран, реформаторов и гернгутеров; армяно-грегорианская; исповедания христианских сект, меннонитов, баптистов, вера еврейская – талмудистов и караимов; мусульманская – шиитов и суннитов; буддийская; языческая – шаманистов и др. Среди указанных вероисповеданий мы находим конфессии и религии наиболее крупных этнических групп, населявших Российскую империю.
Задание 1. Используя таблицу, охарактеризуйте религиозно-этнический состав Российской империи в его динамике.
Лекция 2. К понятию веротерпимости.
Правительство Российской империи в своей вероисповедной политике исходила из того, что всякое христианское государство обязано уважать религиозную самобытность населяющих ее народов со всеми их характерными чертами, и практически (за исключением ряда случаев в первой половине XVIII века) не применяла принудительных мер с целью религиозной ассимиляции своих неправославных подданных.
Государственно-церковную точку зрения на проблему веротерпимости сформулировал профессор Юрьевского университета М. Красножен, известный специалист по каноническому праву, апологет сложившейся в результате петровской реформы системы взаимоотношений между государством и Русской Православной Церковью. Опираясь на мнение таких авторов, как А.В. Дикхофф и М. Рейснер, в своей работе «Иноверцы на Руси», заслужившей одобрение императора Николая II, профессор подчеркивал, что принцип христианской терпимости отнюдь не предполагает равного отношения государства ко всем признанным им религиозным обществам. Справедливость требует, чтобы каждый получал свое, насколько это соединимо с представляемой государством истиной; принцип справедливости не есть принцип абсолютного равенства. Христианская терпимость, – продолжает М. Красножен, – это не равнодушие к своей истине и чужим религиозным заблуждениям. В области личного религиозного убеждения государство должно гарантировать полную свободу совести и не может действовать ни мечом, ни тюрьмою, ни лишением гражданских прав. От свободы личного исповедания следует отличать свободу религиозного соединения, публичного культа, образования религиозных обществ: безграничная и безусловная свобода подобных соединений уже переходит границы требований христианской веротерпимости; таких публичных религиозных обществ государство не может оставить без своего надзора и регламентации.
Тем самым утверждалась легитимность действовавшего порядка отношений российской государственной власти к неправославным религиозным сообществам, который основывался на неравенстве условий их существования относительно господствующего статуса Русской Церкви. Этот порядок государственно-религиозных взаимоотношений исторически определялся в России понятием веротерпимости, который имел свои отличительные особенности, относительно аналогичной практики ряда государств Западной Европы и США.
Принципы религиозной свободы, выработанные западной правовой мыслью ко второй половине XIX века, в изложении известного либерального правоведа А.Д. Градовского включали следующие положения: а) свободу публичного отправления богослужения по обрядам своей веры; б) свободу избрания вероисповедания; в) свободу проповеди с целью обращения в свою веру лица, принадлежащего другому исповеданию, и основания новой церкви, г) возможность пользоваться всеми политическими и гражданскими правами, несмотря на принадлежность к той или другой церкви. Тем самым свобода веры предполагала защиту прав личности свободно и без участия государственной или церковной власти избирать то или иное вероисповедание и беспрепятственно следовать ему. Однако последовательная реализация указанных положений была свойственна, по замечанию Градовского, далеко не всем западноевропейским государствам.
Что касается вероисповедных свобод, нашедших свое выражение в российском законодательстве, то они сводились прежде всего к праву признанных законом неправославных религиозных сообществ на свободное исповедание своей веры и публичное отправление богослужения, то есть законодательство обеспечивало в веротерпимость в тех границах, которые представлялись ему наиболее целесообразными для проявлений религиозной жизни своих неправославных подданных. Веротерпимость предусматривала специфическую практику государственного регулирования деятельности религиозных сообществ в соответствии с иерархическим принципом устроения системы вероисповедных отношений. Правовым выражением веротерпимости являлось равенство признанных религиозных обществ перед законом. Непризнанные религиозные общества законодательством игнорировались и поэтому не имели никаких прав. Необходимо отметить, что содержание понятия веротерпимости включало дискриминационные и репрессивные меры, направленные на ограничение религиозных свобод и религиозного плюрализма.
Поэтому нормы религиозного законодательства, действовавшие в империи в конце XIX – начале XX вв., имели ряд ограничений, касавшихся таких важных принципов вероисповедной свободы, как свобода миссионерской деятельности, свобода избрания веры и образования новых религиозных групп среди признанных законом вероисповеданий, а также 5 зависимость личных прав подданных от вероисповедания. В законодательном аспекте веротерпимость, по сути, выражала государственную концепцию свободы совести и веры, согласованную с интересами Церкви и государства. Ценностные приоритеты церковно-государственной позиции по вопросу о веротерпимости были сформулированы Московским святителем Филаретом следующим образом: «Мысль о веротерпимости – мысль благовидная и справедливая, но только тогда, когда верно и точно определены её предмет и пределы. Мысль об охранении единства вероисповедания, господствующего в государстве, должна стать выше мысли о веротерпимости и полагать ей пределы».
Правительственный проект формирования вероисповедных отношений в его законодательном и практическом плоскостях, реализуемый в условиях системной модернизации российского общества, противостоял альтернативному проекту, который начал формироваться в результате критики официальной веротерпимости в среде старших славянофилов, а затем, более обстоятельно и концептуально, в кругах либеральной оппозиции. Краеугольным камнем либеральной концепции веротерпимости являлось положение о необходимости в российских условиях отделения Церкви от государства по образцу западных государств (свободная Церковь в свободном Российском государстве). Тем самым выказывалась уверенность, что только при осуществлении такого отделения явится возможность полной реализации принципа личной вероисповедной свободы и упразднения отживших “канонических начал” российского уголовного кодекса относительно лиц, “разномыслящих в вере”, развитые на почве т.н. “византинизма” (единая истинная вера, монополия на прозелитизм и религиозная нетерпимость).
Вопрос о границах веротерпимости, содержании и качестве религиозных свобод в России в его церковно-государственной и оппозиционной либеральной трактовке приобрёл широкий общественный резонанс. Для представителей либеральной оппозиции практика обсуждения вопроса о преобразовании традиционной веротерпимости в духе западноевропейских представлений о свободе совести, являлось способом манифестации своих идеологических проектов модернизации политических институтов российского государства (ускоренная трансформация самодержавной государственности в правовое государство с конституцией и парламентом) и критики религиозно-политического status quo. Темой критических выступлений служила, как правило, правовая дискриминация старообрядцев и сектантов и меры государственной политики, направленные на ограничения их религиозной свободы.
Национально-религиозные проблемы Российской империи, оказывавшие воздействие на законодательное формирование границ веротерпимости, которые, в свою очередь, определяли практику решения этих проблем, а иногда и их происхождение, нельзя рассматривать вне контекста территориального окружения. В частности, польский и украинский вопросы с их конфессиональной составляющей невозможно анализировать без учета Галиции, входившей в состав Австро-Венгрии, а также других территорий, находившихся за пределами империи. Между империями происходил не только обмен идеями и средствами, отправляемыми на поддержку разных движений по другую сторону границы, но и весьма интенсивный кадровый обмен активистами национальных движений. В этом обмене участвовали и священнослужители. Для изучения вероисповедного аспекта процессов формирования национальных идентичностей необходим учет внешнего фактора, то есть участия «в игре» не только внутриимперских, но и зарубежных акторов. Достаточно напомнить о принадлежности крупных этнических групп к универсальным религиям, основные центры которых находятся за границами России. Для католицизма таким центром оставался Рим, для протестантизма и баптизма – Германия, для мусульманства – Стамбул, для ламаистов – Лхаса. Западный и Остзейский края непосредственно прилегали к той границе империи, откуда привыкли ждать военных угроз. В контексте объединения Германии и нараставшего напряжения с Австро-Венгерской империей борьба за влияние на идентичность этнических групп и стремление «предохранить» их не только от политического влияния, но и от культурной, языковой и, добавим, религиозной экспансии польского и немецкого проектов национального строительства все более воспринимаются самодержавием как приоритетная задача.
Оценивая ситуацию в сфере вероисповедной политики Российской империи, обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев имел основания высказать представителям швейцарского евангелического союза следующее суждение: «Россия хранит глубокое убеждение, что нигде в Европе инославные и даже нехристианские исповедания не пользуются столь широкою свободою, как посреди русского народа. Увы, в Европе не хотят признать этой истины. Почему? Потому единственно, что там к понятию о свободе исповедания примешалось безусловное право пропаганды его. И вот источник ваших сетований на наши законы о совращениях из православия и об отпадениях от него! В этих законах, ограждающих господствующее в России исповедание и устраняющих посягательство на спокойствие его, Европа видит ограничение свободы для других исповеданий, даже преследование их... Да, к прискорбию для христианского чувства еще не настало время для мирной встречи христианских идей Востока и Запада; западные исповедания у нас еще не свободны от мирских видов, от посягательства на могущество и даже целость России».
Как отмечает А.И. Миллер, плотность и многоплановость взаимодействия в области национальной политики между соседствующими континентальными империями в последние десятилетия XIX – начале XX вв. качественно отличается от типичного для геополитического соревнования империй использования «национальной» карты. Понимание многих процессов в области национальной политики предполагает учет общей картины в макросистеме континентальных империй Романовых, Габсбургов, Гогенцоллернов и Османской империи. Панславизм был важным фактором внутренней ситуации в империи Габсбургов и в Порте, а в России он претендовал на роль если не официальной, то официозной идеологии. Поддержка пантюркизма и панисламизма среди российских мусульман стала для Стамбула формой контригры в ответ на панславизм и поддержку Петербургом национальных движений балканских славян. В свою очередь пангерманизм связывал Пруссию – Германию и с империей Габсбургов, и с Россией с ее остзейским краем. Таким образом, внутренняя политика веротерпимости, то есть практика претворения в жизнь установленного законом объема прав и привилегий конфессий и религий с необходимостью приобретала внешнеполитическое измерение.
Задание 2. Сравните основные принципы понимания веротерпимости западной и русской социально-правовой мыслью XIX века, выделите сходства и различия.
Лекция 3. Особое положение Русской Церкви.
Правовое пространство веротерпимости определялось и структурировалось особым положением Русской Церкви среди многочисленных религиозных общин империи. Статья 40 Основных законов гласила, что «первенствующая и господствующая в Российской империи вера есть Христианская Православная Кафолическая Восточного исповедания».
Первенство Православной Церкви выражалось, главным образом, в том, что российский император «не может исповедовать никакой иной веры, кроме Православной». Закон возлагал на императора обязанность «быть верховным защитником и хранителем догматов господствующей веры и блюстителем правоверия и всякого в Церкви святой благочиния». В управлении Православной Церкви верховная власть действовала непосредственно через учрежденный ею Святейший Правительствующий Синод. Однако особенность положения Православной Церкви в значительной степени корректировалось тем, что обер-прокурор при Святейшем Синоде, прежде осуществлявший только функцию надзора за законностью синодального делопроизводства, с 1835 г. получил права министра. Благодаря этому обер-прокурор стал посредником между Православной Церковью и верховной властью. Все дела, касающиеся православного духовного ведомства, представлялись в высшие государственные учреждения и императору не иначе, как через обер прокурора, занимавшего таким образом положение подлинного министра ведомства православного исповедания.
Официально отмечались только праздники Русской Православной Церкви. В эти дни государственные учреждения и учебные заведения были закрыты, запрещалось совершать наказания по судебным приговорам. К праздничным дням в соответствии с законом были отнесены все воскресные дни в году, все так называемые двунадесятые праздники, некоторые дни памяти нарочитых святых, например день Николая Чудотворца 9 мая и 6 декабря, день апостолов Петра и Павла 29 июня и др.; пятница и суббота сырной недели, четверг, пятница и суббота страстной недели, вся пасхальная неделя, время с 23 декабря по 2 января, также дни рождения и тезоименитства государя, государыни, наследника престола, дни восшествия на престол и коронования.
Господствующее положение Русской Церкви выражалось в требовании законодательства, «чтобы лица других исповеданий, вступающие в брак с лицами православного исповедания, дали подписку, что не будут ни поносить своих супругов за православие, ни склонять их чрез прельщение, угрозы или иным образом к принятию своей веры и что рожденные в сем браке дети крещены и воспитаны будут в правилах православного исповедания».
Первенствующее положение Церкви нашло свое законодательное выражение также и в том, что «признавая одну себя единою истинною Церковью Христовою, принадлежность к которой является необходимым условием для спасения, не допускает для своих последователей свободы перехода из православия в иное, хотя бы христианское, исповедание и рассматривает лиц, отпавших от православной веры, как заблуждающихся, заботясь о возвращении их в православие». Такая позиция Православной Церкви не была исключительной: в соответствии с нормами канонического права не только Православная, но и всякая иная Церковь не допускает для лиц, к ней принадлежащих, свободы выхода и перехода в другое вероисповедание, не считая такой выход правомерным актом.
Юридически предполагалось, что всякое частное лицо остается в вере, в которой оно рождено и которую исповедывали его предки. Законодательство не допускало возможности не принадлежать ни к какому исповеданию, то есть государство признавало в каждом подданном человека религиозного. По существовавшему тогда общему правилу не допускался также и свободный переход из одной признанной веры в другую. Тем самым права отдельной личности были неотделимы от прав религиозной общины. Допускался переход только в православие всем инославным и иноверным без всяких ограничений. Вместе с тем закон утверждал, что «как рожденным в православной вере, так и обратившимся к ней из других вер запрещается отступить от нея и принять иную веру, хотя бы то и христианскую».
Закон предписывал православным христианам обязательное исполнение религиозных обязанностей. Каждый православный христианин должен был не менее одного раза в год исповедаться и причаститься св. тайн. Детей необходимо было приводить на исповедь и к причастию, начиная с семилетнего возраста. Гражданское и военное начальство, как и духовное, должно было наблюдать, чтобы подчиненные неукоснительно исполняли свой христианский долг. О тех, кто не исполнял своего христианского долга в течение трех лет и не воспринимал увещевания священнослужителей, сообщалось гражданскому начальству на его усмотрение. Родители, которые не приводили детей на исповедь, подвергались особому внушению священноначалия и замечанию от местных гражданских властей.
Привилегированность Православной Церкви выражалось также в принадлежавшем ей исключительном праве проповедования своего вероучения. «В пределах государства одна господствующая Православная Церковь имеет право убеждать последователей иных христианских исповеданий и иноверцев к принятию ея учения о вере. Духовныя же и светские лица прочих христианских исповеданий и иноверцы строжайше обязаны не прикасаться к убеждению совести не принадлежащих к их религии; в противном случае они подвергаются взысканиям, в уголовных законах определенных».
Отсюда следует, что духовенству и мирянам иных конфессий и религий было запрещено обращать в свою веру православных, а всякое отпадение от православия считалось незаконным, а совращение из него преступным, против которых принимались как предупредительные меры, так и меры уголовного преследования.. Если отпадение от православия не было наказуемо в уголовном порядке, то совращение из него предусматривало суровые наказания. Так, за совращение в инославие (католичество, протестантизм) виновный приговаривался к лишению всех прав и ссылке в Сибирь, за отвлечение в иноверие (ислам, буддизм, иудаизм, язычество) предусматривались каторжные работы на срок от 8 до 10 лет. Таким образом, формирование имперского пространства и распространение православия, носителем которого были русские до Памира и берегов Тихого океана, соприкосновение православного населения с разнообразными этническими группами различного вероисповедания и опасность прозелитизма с их стороны, а также со стороны старообрядцев и сектантов, вызвали со стороны государства меры по защите «господствующего» и «первенствующего» положения Русской Церкви. Тем самым Русской Церкви придавался статус субъекта веротерпимости в контролируемой государством системе межконфессиональных и межрелигиозных коммуникаций.
Задание 3. Докажите, что первенствующей и господствующей в Российской империи верой была вера Христианская Православная Кафолическая Восточного исповедания.
Лекция 4. Религиозно-толерантная составляющая национальной политики.
Известный исследователь социальной истории императорской России Б.Н. Миронов выделяет четыре принципа национальной политики, осуществлявшейся монархией на протяжении XVIII – начала XX вв.
Так, первым основным принципом на инкорпорированных территориях являлось сохранение существовавшего до вхождения в состав России административного порядка, местных законов и учреждений, отношений земельной собственности, верований, языка и культуры.
Главные принципы имперской веротерпимости в области государственно-религиозных и межрелигиозных отношений нашли свое законодательное воплощение в статьях 44 и 45 Основных законов Российской империи. Тем самым самодержавная власть обеспечивала легитимность имперской практики веротерпимости как необходимого средства для достижения социально-политической стабильности общества, отличавшегося религиозно-этническим многообразием. Так, статья 44 гласила, что «все, не принадлежавшие к господствующей Церкви подданные Российского государства, природные и в подданство принятые, также иностранцы, состоявшие на российской службе или временно в России пребывавшие, – пользовались каждый повсеместно свободным отправлением их веры и богослужения по обрядам оной». В 45 статье Основных законов говорилось, что «свобода веры присвояется не токмо христианам иностранных исповеданий, но и евреям, магометанам и язычникам, да все народы, в России пребывающие, славят Бога всемогущего разными языки по закону и исповеданию праотцев своих, благословляя царствование российских монархов, моля Творца вселенной о умножении благоденствия и укреплении силы империи».
Таким образом, в соответствии с российским законодательством веротерпимость означала определенную религиозную самостоятельность признанных в империи и находящихся под управлением государства «иностранных» христианских конфессий, религий и религиозных групп.
«Духовные дела христиан иностранных исповеданий и иноверцев ведаются особенными их духовными управлениями, верховной самодержавной властью к тому предназначенными. Сии управления, в исполнении своих дел и должностей, поступают по правилам и уставам своей веры, но с тем вместе неупустительно наблюдают и государственные узаконения и по долгу верноподданнической присяги охраняют все священные права и преимущества его императорского величества и законы государства».
Управление официально признанными религиозными обществами находилось в ведении министерства внутренних дел, в частности, департамента духовных дел иностранных исповеданий. Ведению этого департамента подлежали вероисповедания: армяно-григорианское, римско-католическое, евангелическо-лютеранское, реформатское, еврейское, магометанское и ламаитское. В ведении департамента находились римско-католическая духовная коллегия, состоявшая из председателя (митрополита Римско-Католической Церкви по Империи), членов постоянных заседателей от епархий, прокурора и канцелярских чинов. Коллегии подчинялись римско-католические епархиальные управления и учебные заведения (римско-католическая духовная академия в Санкт-Петербурге и семинария); евангелическо-лютеранская генеральная консистория, состоявшая из светского президента, духовного вице-президента, членов светских и духовных, прокурора и чинов канцелярии. Генеральной консистории были подведомственны консистории местные. Для управления делами мусульман существовали Оренбургское духовное собрание и Таврическое духовное правление. По делам еврейского вероисповедания при департаменте состояла особая раввинская комиссия в качестве совещательного учреждения. Управление инославными и иноверными религиозными обществами существенным образом отличалось от управления Православной Церковью. Во-первых, они не имели высшего учреждения, ведающего всеми делами данного вероисповедания, за исключением Римско-Католической и Армяно-Грегорианской Церквей. Во-вторых, за исключением Римско-Католической Церкви, в организации управления всех других религиозных обществ в большей или меньшей степени присутствовало начало выборного самоуправления.
Если в соответствии с законодательством Православная Церковь именовалась «господствующей», то неправославные христианские исповедания пользовались статусом «покровительствуемых», то есть тех, которые «пользуются всемилостивейшим императора, «яко христианского государя» покровительством. Так, в Уставе иностранных исповеданий об Армяно-Грегорианской Церкви было сказано: «Армяно-Грегорианская Церковь в Российской империи, наравне с прочими иностранными исповеданиями, пользуется всемилостивейшим покровительством государя императора».
Императорский патернализм являлся необходимой составляющей религиозной политики, которая выражалась в ряде существенных привилегий, закрепленных в Уставе иностранных исповеданий Свода законов Российской империи. В соответствии с законодательством монарху как высшей инстанции принадлежало разрешение важнейших дел покровительствуемых им исповеданий. Таким образом, религиозные общества, становясь привилегированными, приобретали, в известной степени, статус государственных. Степень привилегированности отдельных конфессий и религий соответствовала политическому значению идентифицирующих себя с ними этнических групп. Правительственная опека, находившая свое воплощение в обязательной регламентации управления религиозными обществами, в правительственной прерогативе на замещение высших церковных должностей имела свое рациональное обоснование в том, что учреждения признанных вероисповедных сообществ были наделены некоторыми функциями светской власти.
Вместе с тем правительственный контроль предполагал ограничение ряда прав, прежде всего для Римско-Католической Церкви, представители которой сообщались «с римским двором не иначе, как через министра внутренних дел». В соответствии с установленным порядком, «никакие акты, буллы, послания, наставления и всякого рода постановления и распоряжения римского папы и его правительства не имеют в пределах Российского государства, не исключая Царства Польского, законной силы», без разрешения российского правительства.
Российское законодательство охраняло Православную Церковь от отпадения православных и вместе с тем охраняло все христианские исповедания от отпадения их последователей в нехристианские религиозные сообщества. Так, за отвлечение из христианской веры «в веру магометанскую, еврейскую или иную нехристианскую» виновный приговаривался к каторжным работам на срок от 8 до 10 лет. Если для принуждения к отступлению от христианства было употреблено насилие, то срок увеличивался от 12 до 15 лет. Функционирование выстроенной таким образом системы взаимоотношений институтов светской власти и традиционных религиозным институтов позволяло монархии рассматривать эти отношения в качестве дополнительного средства утверждения легитимности верховной власти и внутренней стабильности самих религиозных сообществ.
Задание 4. Выделите основные принципы национально-религиозной политики в Российской Империи.
- Учитель: Ширинских Ксения